В. Ангарский. Трагедия в тайге (быль)

Эту машинопись передали для публикации члены семьи,  уже  ушедшего из жизни Перфильева Октября Григорьевича, сына героя повествования … Рассказ, подписанный анонимным автором, тем не менее, описывает реальную местность, реальных людей, занятия и быт окинской деревни 30-х годов.

Герой рассказа — Перфильев Григорий М., 21 года, действительно значится  в документах городского архива, в частности, в списке батраков  Долголугского сельсовета 1927 года.¹  А вот он сам на фотографии — сидящий на стуле. 

Не менее интересна личность автора В.Ангарского. Есть предположение, что рассказ написан Федосеевым Г.А.. Федосеев Григорий Анисимович (1899-1968), геодезист, в 40-х годах руководил топографическими работами на р.Ангаре, на Средней и Нижних Тунгусках. Федосеев принимал участие в создании карт районов Братской, Усть-Илимской, Богучанской и Зейской ГЭС, БАМа.

В 1940-е годы он начинает сотрудничать с журналом «Сибирские огни», где в 1949 году под рубрикой «Записки бывалых людей» были напечатаны записки «Мы идем по Восточному Саяну», вдохновившие писателя на целый ряд получивших всесоюзную известность произведений. Первый сборник рассказов Федосеева — «Таёжные встречи» — был опубликован в 1950 году. Все рассказы, вошедшие в этот сборник, появились из дневниковых записей. Язык их прост и понятен. Автор любит тайгу, умеет не только наблюдать, но и передавать свои впечатления, показывать своеобразную суровую красоту сибирской природы. Его рассказы правдивы и насыщены событиями, которые автору приходилось наблюдать в обстановке походной жизни по малоисследованным местам родного края.

Существовала легенда, что за Федосеева кто-то писал его замечательные книги. Правда тут лишь в том, что у Григория Анисимовича был очень неразборчивый почерк и его жена Елена Иосифовна Глосинская, в прошлом тоже работник геодезического предприятия, переписывала и перепечатывала за мужем все его рукописи и иногда даже немного правила их орфографически.

Очень надеемся, что подсказка придет от читателя.

От автора

Свой рассказ (быль) я назвал «Трагедия в тайге». Те события, которые я постараюсь изложить, должны быть особенно интересны для специалистов: биологов, зоологов, охотоведов.

Описываемое произошло в 1933 году. Название населенных пунктов, местности, где произошла трагедия и основные действующие лица в рассказе под собственными именами. Как, например, Перфильев Григорий, его жена Перфильева Мария Петровна (бывшая Попова). Фамилия и имена остальных участников описываемого будут вымышленными, так как с тех пор, когда я с ними встречался, прошло уже четверть века и ни фамилий, ни имен их я не помню.

Документов и актов, подтверждающих описываемое, несколько и в данное время они хранятся в архивах Братского РИКа Долголугского сельсовета, ну, а свидетели моего повествования и сейчас живут в селе Долгий Луг и дер. Долоново.²

Главы I и II написаны на основании того, что мне самому известно и из рассказов, упомянутых в главах людей. Остальное пишу, основываясь на рассказанном мне Перфильевой Марией Петровной, ее матерью гр. Поповой и другими лицами из дер. Долоновой.

Очевидцев происходившего в тайге нет, но установленные факты, предшествующие встрече с Перфильевым Григорием, дают возможность при помощи логики нарисовать весьма близкую к истине картину происшедшего.

Мария Петровна Перфильева в данное время живет в деревне Долоновой Братского района Иркутской области.

В.Ангарский

I

В 1929-1930 годах мне пришлось работать на постройке тракта г.Тулун-г.Братск Восточной Сибири Иркутской области. Жил я тогда в дер. Долоново на квартире у довольно зажиточного гражданина Попова Петра Дмитриевича.

Рабочая сила на постройке тракта состояла в основном из местного населения, и многие желающие работать ежедневно приходили предлагать свой труд. Однажды пришел ко мне паренек высокого роста ярко румяный с веселыми умными глазами богатырского телосложения. Признаться, я даже залюбовался чисто мужской его красотой.

После короткого разговора с ним я записал в табель следующим порядковым номером Перфильева Григория. Оформив его на работу, мы вместе пошли на тракт к месту работы, где он должен брать выемку.

Указав, что и как нужно делать, я возвращался домой. В тот вечер я получил по секрету о новом своем рабочем весьма отрицательные сведения. «По секрету» сообщили мне, что он человек темных дел, опасный, с ним надо быть осторожным, он обладает огромной силой и т.д. и т. п.

В его, действительно, большой физической силе на другой день мне пришлось воочию убедиться, когда я делал обход работ. Подхожу к выемке, и еще издали увидел картину: в стороне от тракта пасется спутанная лошадь, а Гриша, закончив набрасывать грунт в тарантайку, взялся за оглобли и повез ее на насыпь.

Подошел я к нему и спрашиваю:

— А лошадь-то зачем?

Он отвечает: — Лошадь, лошадь! Пока в этой узкой выемке ее разворачиваешь, я две тарантайки вывезу.

Из дальнейшего разговора с ним я узнал, что лошадь ему для работы дал дядя его, председатель кресткома, но завтра она ему не нужна, так как с ней одна только помеха.

Итак, читатель видит, что в физической силе его я убедился в самом начале нашего знакомства. В этой части характеристика его оказалась положительной и верной, но все остальное, что о нем сообщалось «по секрету» не подтвердилось на протяжении всего нашего знакомства, и вместо отрицательного было все наоборот.

Оказывается в свободное от работы время он садился за учебники, усиленно занимался, на консультации ходил, при встрече со мной на работе он больше всего интересовался как замерить объем земли при различных геометрических формах.

В длинные зимние вечера он частенько заходил к Поповым, куда на досуге заходили побеседовать и другие соседи, а так как самое близкое и родное для всех собравшихся была тайга и охота, то преобладающей темой были и эти вопросы, где первейшее место занимал медведь.

Не всегда угадаешь затаенной мысли человека. Гриша был страстный охотник и в беседах наших принимал весьма активное участие, а потому аккуратное посещение Гришей бесед касалось вполне нормальным. В ту пору никто не догадывался, что у него есть и еще одна причина, влекущая его на частые посещения бесед. Причина несомненно более веская, нежели первая, а именно: у Попова Петра Дмитриевича была дочь Маруся, про которую можно сказать двумя словами: — Ну и девка! Стройна, бела, кудрява, бойка как бес, что спеть, что сплясать, на балалайке сыграть – ни у кого лучше ее не выходит.

Естественно, что к первейшей девке тянуло и первейшего парня. Эта вот причина и была скрыта от нас.

II

Жить на квартире у Поповых мне пришлось до начала 1931 года, так как резиденция моя была переведена в г.Тулун. Дальнейшее о судьбе моих друзей я узнал из рассказов, а было вот что. Любовь Гриши и Маруси обнаружилась, а так как Гриша был батрак и, по убеждению Марусиной матери, он был совсем не пара Марусе (а тут еще разные сплетни).  Мать Маруси, как говорят «встала на дыбы», она и слышать не хотела о возможности родства с голытьбой.

Гриша потерпел поражение, но любовь его была не с мелкими корнями.

В 1931 году в г.Иркутске были открыты курсы хлебных инспекторов. Гриша поехал в Иркутск, выдержал экзамен, отличником закончил эти курсы, а так как отличникам представлялось право выбирать район для своей работы, он и использовал свое право отличника и выбрал свой Братский район.

Получив положительные отзывы с мест работы, с курсов и от сельсовета, Гриша был принят в партию ВКПб.

Вернувшись к себе на Родину, Гриша поступил просто. Пришел к Поповым, взял Марусю за руку и увел на свою квартиру. Мать Маруси видеть не хотела навязавшегося зятя, но, как говорят, «время летит». У зятя и дочки за два года родилось двое детей – сын и дочь.

Сердце бабушки размякло, да и зять уже не «летучка», стал человеком видным, а потому и все дело обернулось так, что первый блин в сметану и масло – зятю.

Разлад кончился тем, что половина дома была предоставлена зятю, и бабушка нянчит внучат.

В мае 1933 года я ехал из командировки через деревню Долоново. Проехать мимо дома Поповых, не повидавшись, я не мог. Встретили меня как старого друга, да и попал-то я как раз к семейному торжеству – на свеженину. Гриша только что возвратился с охоты, которая была необычайно удачной – убил он пять медведей.

Случаи добычи в одной берлоге пяти медведей мне были и раньше известны (матка, два пестуна и окот), хотя это и редкое явление, но в этом не было ничего противоестественного, а, следовательно, и особенно интересного. Меня же заинтересовал самый процесс данной охоты, а потому я и попросил Гришу рассказать мне самым подробным образом, как ему удалось добыть этих медведей.

Зная мой интерес к вопросам охоты, Гриша удовлетворил мою просьбу…

Тут, пока не начался рассказ (для ясности), я должен сделать следующее пояснение: в деревне Долоновой охотников много, страсть к охоте передается из поколения в поколение, эту страсть унаследовал и Гриша. Основное место охоты промысла находилось в горах у границы Чунской тайги в 50-ти километрах от деревни Долоновой, где были построены охотничьи зимовья.

Несмотря на закон, запрещающий и карающий браконьерство, ежегодно весной в зимовья отправлялись охотники загонять сохатого по насту. Вот с этой-то целью и оказались там три охотника, в числе которых был и Гриша. Сохатых они не убили, а собаки нашли берлогу и, по рассказу Гриши, дело обстояло так:

… Когда собаки нашли берлогу, то мы их отозвали, взяли на сворки, чтобы, чего доброго, не разъярили медведя и не стравили нас. Все трое в этом виде охоты мы были новичками. Только по рассказам знали, что медведь зверь быстрый и опасный.

Слышали мы, что охотники, найдя берлогу, делают «залом», но как это сделать не знали. Добыча была заманчивой, но и рисковать было страшно. Боролись два решения – рискнуть или ретироваться. Посовещались, у меня винтовка, у товарищей заряды на зверя, стрелять умеем, друг друга не поведем. Учтя свои возможности, решили выжить медведя из берлоги, и когда он будет вылезать, будем стрелять.

Подходим к берлоге, занимаем позиции и начинаем шуметь (собак держим на створках). Медведь ворчит, но ни на какие «убеждения» не хочет показываться. Я находился против лаза и вижу, что в глубине лаза блестят глаза. Говорю товарищам:

— Приготовьтесь, буду стрелять меж глаз, и если он выскочит, не зевайте, стреляйте!

Выстрел, глаза скрылись, в берлоге какая-то возня. Мы ждем. Вот-вот выскочит, но через некоторое время я вижу, что на меня смотрят опять два глаза. Тщательно целюсь и стреляю, глаза исчезают. Опять слышу возню, и через некоторое время на меня уставились два глаза. Только после пятого выстрела меж глаз в берлоге воцарилась полная тишина. Подождав довольно долго, я спустил створки своего кобеля, он кинулся в лаз берлоги и стал свирепо рвать. В берлоге не было признаков жизни. Тогда мы решили, что пятым выстрелом медведь убит.

Мы смело подошли к берлоге  стали ее разворачивать, а когда разворочали, то увидели результат, которого не ожидали. Промахов не было – медведей было пять…

Закончил свой рассказ Гриша так:

— Помнишь, мы вели беседы об опасностях при охоте на медведя. Теперь я пришел к выводу, что не зря пословица гласит «У страха глаза велики». И если мне придется еще встретиться с этим зверем, то я буду бить его как кабана в засаде.

На это я ему ответил, что его удача совершенно необычна, и что такой случай, наверняка, не имеет себе подобных. Крепко было у медведицы материнское чувство, ни собаки вначале, ни последующий шум не могли оторвать ее от детей, а первый выстрел был ее смертью…

Я торопился в г.Тулун, на этом наша беседа закончилась. Попрощался со всеми, а с Гришей – в последний раз, и уехал.

III

Осень 1933 года. Чунская тайга изобилует всякой дичью.

С раннего детства Гриша полюбил тайгу, пристрастился к охоте, непреодолимая сила тянет его на промысел. По слухам на белку «урожай». Но как быть? Он – хлебный инспектор, и у него в эту пору, как говорится, «страдная пора» — хлебозаготовки. Для получения отпуска на сезон он все же добился двухнедельного отпуска. На охоту он собрался с двоюродным братом Алексеем – малоопытным начинающим охотником.

Когда они стали собираться, то к ним со слезами и причитаниями привязался их племянник Сема-недоумок по прозвищу «Утиная смерть», чтобы они взяли его с собой.

Прозвище «Утиная смерть» Сема получил не без причины. Еще не совсем растает снег, но стоит кому-либо сказать, что видел прилетевших уток, как Сема преображается, в руках у него появляется давно отслужившая свой срок берданка, и он ежедневно исчезает из деревни. В потемках возвращается домой, прозябший и промокший по самые уши. По причине же того, что он за всю свою жизнь не лишил жизни ни одной утки, прозвище ему дали «Утиная смерть».

Долго Сема ходил следом за братьями, просил взять его с собой и, наконец, братья согласились – пускай таборщиком будет. 3-его ноября, навьючив лошадей, охотники направились в свое зимовье у Чунской тайги.

Дом Поповых стоял недалеко от берега речки Долоновка, как раз против моста и одной стороной с окнами выходил на этот мост, то есть в ту сторону, на  ту дорогу, куда уехали охотники.

5-го ноября утром Мария Петровна Перфильева – жена Гриши, убирая в комнате, взглянула в окно и говорит:

— Мама, ставь самовар!

— А что там такое? – спрашивает мать.

– Охотники обратно едут, вон по мосту Ворон домой пробежал, — отвечает Маруся и пошла на заднее крыльцо проверить не обозналась ли. Но она не обозналась, Ворон был уже на крыльце и, свесив на бок язык, часто дышал.

Сомнений нет, охотники по какой-то причине возвращаются. Надо ставить самовар, скоро подъедут, а собака, естественно, обогнала их.

Самовар вскипел, остыл, опять вскипел, а охотников все нет. Прошло уже довольно много времен, у матери и дочери иссякло терпение, да и в подсознании появилась какая-то тревога.

— Ну, доченька, — говорит мать, — сходи к дяде Якову, расскажи ему о возвращении Ворона и послушай, что он скажет.

Председатель кресткома дядя Яков, старый и опытный охотник, выслушав Марию, задумался и потом говорит:

 — Да, девка, что-то непонятно, причины возвращаться охотникам нет, а Ворон кобель испытанный, охотник азартный, бросить хозяина в лесу не должен. Подождем до вечера, а там я к вам забегу.

Вечером дядя пришел, и узнав, что охотников так-таки нет, решил немедленно седлать коня и ехать в зимовье.

Быстро собравшись, дядя Яков подъехал к дому Поповых и стал звать с собой Ворона, а Ворон, поджав хвост, полез под крыльцо, чего раньше с ним никогда не бывало. Пришлось взять его на поводок. Ворон хорошо знал дядю Якова и всегда с веселым лаем сопровождал его.

Отъехав километров десять, дядя Яков решил, что Ворон теперь обошелся и не убежит, он взял и отвязал веревку. Как только ворон почувствовал свободу, сразу же взял направление домой, никакие увещевания дяди и свист на не него не воздействовали.

Сначала тракт, потом полевая дорога, и, наконец, охотничья тропа, как дяде Якову, так и лошади хорошо известны, а потому дядя Яков и решил ехать всю ночь, чтобы с рассветом быть в зимовье.

Как он рассчитал, так и вышло, на восходе солнца приехал в зимовье.

В зимовье он застал еще спящим Сему. Он разбудил Сему и сразу же задал ему вопрос:

— Где ребята?

Почесавшись, Сема ответил: — Я откудова знаю?

Из дальнейших расспросов Семы выяснилось. В тот день, когда они приехали в зимовье, Андрей и Гриша наскоро закусили и ненадолго пошли в вершину ключа посмотреть «пахнет ли белкой»? На вопрос, взяли ли они  с собой хлеба или нет? Сема ответил, что «нет, не брали», а то, что охотник две ночи не приходили ночевать, и то, что ушли без продуктов, Сему ничуть не смущало, так как по его мнению они вышли на зимовье Николаевского завода. Оно верст пять дальше, там, наверное, тоже охотники. Неужели они не пустят переночевать и не дадут взаймы хлеба?

Такое предположение Семы было мало вероятным, но проверить это требовала вся создавшаяся обстановка

Невзирая на усталость свою и лошади, дядя Яков, не задерживаясь, поехал дальше в Николаевское зимовье.

В Николаевском зимовье он никого не застал, но по всем признакам определил, что охотники там были. Следы их, как говорят, еще горячие, и не раньше, как накануне выехали совсем. Дольше здесь делать было нечего, пришлось без задних ног ехать в свое Долоновское зимовье.

По пути следования он разложил несколько костров-дымоходов (дымовая веха – сигнал для заблудившихся) и периодически стрелял (звуковой сигнал).

Возвратившись в свое зимовье, немного передохнув, дядя Яков поручил Семе уход за лошадью, а сам пошел в вершину того ключа, куда, по словам Семы, ушли охотники. Еще от зимовья он наметил самую высокую точку прилегающей местности, куда и направился, делая периодические выстрелы, а топором на деревьях насечки. Дойдя до намеченной возвышенности, он натаскал сушняку, а затем прелого сухого валежнику и развел громадный дымовой сигнал, который, как ему казалось, должен быть виден за десяток километров. Около сигнала делать было уже нечего, солнце перевалило далеко за полдень, на этом последнем мероприятии приходилось закончить этот день. Чувствовалась большая усталость, и дядя Яков пошел обратно к зимовью с вопросом «Что же предпринимать дальше?» – с этой думой он добрался до зимовья. Перебирая в уме ряд возможностей, остановился на том, что охотники заблудились и за три дня ушли за два, три водораздела. Выстрелов не слышат, дымовых сигналов не видят, да и увидеть сигнал можно только тогда, когда выйдешь из густого леса.

К выводу, что охотники заблудились, примешивалось весьма необычное, загадочное, а именно – странное поведение Гришиной собаки Ворона. Ведь если бы охотники заблудились, то Ворон должен быть  с ними, собака Андрея Цыган менее опытная собака, ведь не прибежала домой как Ворон, не бросила охотников. Как знать, а может и Цыган погиб?

Все эти мысли загоняли дядю Якова в тупик, и он терял голову, что делать?…

Как бы то ни было. Дело требовало принятия самых срочных мер. В тайге два человека, без куска хлеба, если они не от зверя, то обессилев, могут погибнуть. «От одного меня старика, при таких поисках толку мало, надо ехать за народом», — решил дядя Яков.

Наказав Семе время от времени стрелять из ружья, а на ночь раскладывать наружный костер у зимовья, дядя Яков поехал в Долголугский сельсовет. 7 ноября заседанию сельсовета со всеми подробностями, он изложил все, что знал и что думал по поводу происшедшего.

Серьезность вопроса всем присутствующим стала ясна. Немедленно были вызваны в сельсовет шесть человек, самых опытных, знающих свою тайгу охотников, которых немедленно снарядили и вместе с дядей Яковом направили в Долоновское зимовье на поиски.

8 ноября с рассветом охотники разделились на пары, наметили три направления и ушли в тайгу. В задачу поставили: а) зажигать маяки; б) делать засечки на деревьях; в) подавать голос; г) стрелять; д) перевалить два, три водораздела; е) протянуть пути не менее 20 километров.

К вечеру 10 ноября все три пары охотников благополучно возвратились в зимовье и сообщили друг другу, что никаких следов и признаков заблудившихся не обнаружили.

О результате их поиска нужно было не медленно сообщить сельсовету. Оставаться для дальнейших поисков они не могли, так как продукты кончались, сами утомлены, да и надежда на успех дальнейших поисков была подорвана.

Наскоро приведя себя в порядок, оседлали лошадей и поехали с докладом в Долголугский сельсовет.

11 ноября на заседании Долголугского сельсовета было принято постановление – отправить нарочного в Братский РИК с докладом о случившемся с просьбой разрешить сельсовету организовать массовый выход всего мужского населения села Долгий Луг и деревни Долоновой на тщательную проческу тайги. От сельсовета до районного центра 30 километров. При столь серьезном вопросе поездка нарочного и ожидание ответа РИКа, конечно, затягивало время, но поступить иначе сельсовет не решился, так как в эту пору молотьбы и сдачи хлеба государству каждый человек был на счету. Просьбу сельсовета РИК удовлетворил, и 13 ноября почти все взрослые мужчины села Долгий Луг и деревни Долоновой выехали в тайгу на поиски.

14 ноября от зимовья по радиусам во все стороны запылали костры-маяки, загремели ружейные выстрелы, зашумел гомон человеческих голосов.

IV

…3-его ноября утренней зорькой Гриша, Андрей и Сема выехали из дер.Долоновой в гари Чунской тайги. В пути никаких происшествий не произошло. Один раз дали передохнуть коням и еще в первой половине ночи приехали в зимовье. До утра отдохнули, а утром сказали Семе:

-Устраивайся, гоноши обед, а мы сходим в вершину ключа, посмотрим, как оно с бельчонкой. Примерно через 20-30 минут начали слышаться их выстрелы. Сема говорит:

— Сразу начали стрелять, сначала тут, а потом там.  А сколько раз стреляли Сема не считал: — Много.

Итак, наши охотники с двумя собаками сразу же убедились, что белка есть и довольно густо, собаки ищут хорошо, у самих настроение отличное. Время и расстояние в таких случаях обыкновенно остаются незамеченными. Увлеченные охотой они зашли дальше, нежели намеревались, и случилось с ними то, чего они не ожидали…

Тут я должен остановиться на биологическом вопросе и рассмотреть свершившееся по двум возможным вариантам. В естественных природных условиях охотниками установлено, что старый медведь готовит берлогу по черностопу. До выпада первого снега он все время выходит из берлоги, делает обход прилегающей местности, строго охраняет ее от обнаружения. В это время медведь весьма опасен и может не по причине самозащиты от нападающего, а сам первым броситься навстречу любому врагу.

Есть и такие медведи, которые сделав берлогу, сразу ложатся в нее и уже не бродят, но лежат непрочно и при первом облае собаками выскакивают. Но как тот, так и другой медведь, даже после самой маленькой пороши, вылазит из берлоги неохотно, требуется раздражение. То, что медведь после выпада первого снега уже неохотно вылазит из берлоги объясняется тем, что он знает, что к его берлоге будет уже не только собачий след, а и его собственный, а если уже поднят он, то обратно не возвращается, а превращается в так называемого «шатуна», который при огрублении снега и наступления морозов, в конце концов ложится, но уже не в заготовленную берлогу, а в природные ямы, как, например, в пещеру, в яму из под корней вывернутого дерева, вблизи от жилых мест – под копну или в зарод сена.

Из приведенной характеристики можно предположить: а) услышав лай собак, медведь кинулся им навстречу, стал преследовать их, а отступая, собаки вывели его на охотников; б) собаки нашли берлогу, подняли медведя и так же, облаивая и отступая, вывели его на охотников. Как в первом случае, так и во втором случае схватка с медведем сделалась для охотников неизбежной.

Но могло быть и так — собаки посадили медведя. По особому тону лая Григорий определил, что лают они не на белку, а на медведя. В этом случае можно было бы избежать столкновения, оставить собак держать его, пока не надоест, а самим уйти в зимовье. Но стыдно, струсили, да еще и то, что воодушевленный весенней удачей отступления Григорий и не представлял, так как был убежден, что любого медведя он будет бить «как кабана в засадке».

Очевидцев всего происходившего не было. Какой бы мы вариант не предположили, суть дела не меняется. Кровавое столкновение охотников с медведем произошло. Григорий всадил медведю две жакановские пули в бок. Взаимообразно медведь закатил удар, подмял его под себя, но дальше расправляться не мог, так как от двух пуль в собственном боку в глазах его потемнело и он, бросив Григория, не видя света, побрел. И брел, пока не лег и не околел.

Андрей так же как Григорий, перезарядил свое ружье жаканом, но впервые в жизни столкнувшись с медведем, обомлел, стрелять не мог, и не мог очухаться до тех пор, пока лежавший без чувства Гриша не стал шевелиться.

При помощи Андрея Григорий поднялся на ноги, попросил связать разорванный поясной ремень от патронташа (связан узлом), передал Андрею свое ружье и вещевой мешок, указал направление на зимовье и, опираясь на палку, кое-как побрел за Андреем.

… Одновременно с тем, что я описал сейчас, в том районе тайги происходило вот что.

Как уже известно, в пяти километрах от Долоновского зимовья находилось зимовье Николаевское. Три подростка из поселка бывшего Николаевского чугуно-литейного завода обосновались на время охоты в этом зимовье. В тот самый день в то же самое время, когда у долоновских охотников произошла встреча с медведем, ребята забрели в вершину того же самого ключа, и получилось у них там вот что. Вдруг один из них закричал:

— Ребята, медведь!

– Где?    

— Вон в осиннике, бежимте!

И «охотники»  бросились бежать…

Бежали, сломя голову, пока хватило сил, пока не остановила одышка. Остановились, оглянулись – никто не гонится.

 – Ну брат, напугал ты нас, и сам трус, никакого медведя там не было, а просто большая куча муравейника.

И вот ребята, набравшись смелости, потихоньку из-за деревьев стали пробираться к тому месту, «где показался» медведь.

– Вон, видишь, бугор как был, так и есть.

Крикнули – не шевелится, подвинулись ближе, похоже, что бугор покрыт шерстью. Подошли ближе, видно ясней – медведь. Один из ребят высказал свою догадку:

— Вы знаете, ребята, здесь недалеко долоновское зимовье, там сейчас охотники, ведь вы слышали их выстрелы и как рвали собаки. Так вот, это они стреляли в медведя, ранили, он от них ушел и вот тут издох.

 После этого заключения ребята набрались храбрости, с предосторожностями добрались до медведя и убедились, что он уже застыл.

– Ну что, ребята, обдерем и айда на завод, а там скажем, что сами убили и продадим.

Новая мысль единодушно была одобрена , и ребята принялись за дело.

Из описанного о ребятах становится ясно, почему дядя Яков в Николаевском зимовье никого не застал, а по признакам заключил, что люди недавно тут были…

Вернемся к Григорию и Андрею… Медленно двигались охотники по направлению к зимовью. Много ли мало прошли, остается неизвестным, но, наконец, Гриша не выдержал и говорит:

— Андрюша, идти я дальше не могу, давай передохнем, ты посиди, а я вот немножечко полежу.

Андрей сел, а Григорий лег животом вниз, так как была страшная потребность охладить нутро, которое как огнем жгло. Можно думать, пока Гриша шел, тело его было в вертикальном положении, и внутреннее кровоизлияние где-то оседало там внизу, в легких и не прокатилось в желудок? Как только он лег, кровь  хлынула горлом, стала душить, он захрипел и ни на какие мольбы и причитания Андрея не реагировал. Жизнь постепенно покидала его и он умер… Наступила холодная осенняя ночь. Очевидно, вскоре после смерти хозяина, когда он потерял запах живого человека, Ворон решил, что без хозяина ему тут делать нечего, и он убежал домой.

V

14, 15 и 16 ноября в тайге стоял шум и гам от множества голосов людей и выстрелов. Некоторые люди, а особенно охотники, уходили от зимовья на десятки километров, надеясь попутно с поиском заблудившихся добыть белку.

Проческа тайги была такая, что, казалось, потерянное яблоко и то нашли бы.

Решительно все ищущие теряли головы, куда же делись охотники, неужели они заблудились, ушли так далеко, что наших самых дальних дымовых вех не видят и самых дальних выстрелов не слышат? Сколько же можно ходить бесполезно по одному и тому же месту? Продукты взяли на три дня, пора кончать бесполезные поиски.

Этот вопрос решила сама природа. 16 ноября с вечера спустились на тайгу тучи, и пошел густыми хлопьями снег.

17 ноября все приехавшие на поиски как по команде собрались и вытянулись по тропе к дому. Только дядя Яков не поехал домой, он никак не мог согласиться с безрезультатными поисками. Рассуждал он по-своему: «Не могли же ребята провалиться сквозь землю. Если не погибли, то куда-нибудь да выйдут, а если погибли, то какой-нибудь след остался. Продуктов у меня достаточно, по первому снегу и белку искать хорошо, поброжу еще пока не огрубеет снег».

17 ноября особенно тихо стало в тайге. Контраст очень резкий после шума и гама последних дней. Небо прояснилось, тайга как преображенная стояла тихая, величавая в своем новом наряде. Дядя Яков после стольких бурно-деятельных дней сегодня спал необычно долго. Напившись чаю, взял ружье, вышел из зимовья, осмотрелся и пошел в сторону вершины ключа. Шел и все время размышлял, а дума его была вся та же – потерялись два человека и собака Цыган. Неужели ни люди, ни собака не слышали такого неистового шума? Ведь если люди заблудились и погибли, то собака-то обязательно должна прибежать, если не к зимовью, то домой в деревню. Уже 14 суток прошло, а признаков их нет никаких. Если не слышали шума в тайге охотники, то собака его должна слышать. Собачий слух в несколько раз лучше человеческого, должна бы она, хотя своим поведением показать охотникам, что что-то слышит.

Вот так рассуждая, дядя Яков сел отдохнуть на валежину, и вдруг ему пришло в голову не кричать так, как кричали все эти дни «Гриша! Андрей! Ау!», а звать того, у кого слух лучше. «Ведь Цыган не только знает меня, а он и голос мой знает».

И он стал свистеть и кричать «Цыган! Цыган! Нох-нох!» и вдруг сзади его послышался шорох и частое собачье дыханье. К нему прибежал Цыган, веселый без признаков истощения. Ну, слава Богу, ребята идут, вот радость-то. Надо идти им навстречу. Собачий след приведет, не разминемся. Дядя Яков поднялся и быстро пошел собачьим следом. След почти не вилял, привел его к упавшей громадного размера сосне.

Первое, на что он обратил внимание, это густо истоптанный снег собачьими лапами. Следующими он увидел вещевой мешок, висящий на суку березы и прислоненную к березе двустволку. От дальнейшей картины мурашки забегали по его телу. Вдоль одной стороны упавшей сосны валялись лоскутья человеческой одежды и … бесформенные останки человека…

По ружью, рюкзаку, кожаной финке и лоскутьям одежды он узнал Гришу. За 14 суток собака почти целиком сожрала такого крупного человека.

Дядя Яков вскинул ружье, намереваясь застрелить собаку, но в момент спуска курка раздумал. Пусть живет до конца поисков, ведь еще Андрея нет.

Оставив нетронутым все, как есть, обливаясь слезами, он пошел к зимовью. Задерживаться в зимовье он не стал, а оседлав лошадь, поехал в сельсовет с докладом об обнаруженном. Цыган бежал с ним.

Через два дня на месте обнаружения останков Гриши была комиссия и установила следующее. Перфильев Григорий лежал вдоль упавшего дерева на мягком мху животом вниз. Изо рта его обильно текла кровь, которая глубоко и широко пропитала мох, находящийся вокруг головы. Умирал долго, временно был в сознании. У него мерзли ноги, так как ичиги он немного стянул, пятки были в нижней части голенищ, отчего в носках ичиг образовалась пустота. Очевидно еще до того, как несколько снять ичиги, он усиленно работал носками, так как мох в этом месте выдран до почвы. Мясо все съедено, кости обглоданы, хрящи и мягкие кости съедены. Осталась не съеденной только часть ног, находившихся в голенищах ичиг, твердые кости, голый череп и малая часть внутренностей. Брезентовый плащ, верхняя одежда, нижнее белье изорваны в лоскутки. Уцелели только ичиги, финка (головной убор), патронташ, пояс которого связан узлом. Тут же на березе висел рюкзак, в котором 8 штук убитых белок. Ружье двуствольное «Пипер-Баярд» 12 калибра стояло прислоненным к березе, в котором были две выстрелянные гильзы. Ружье заржавело, при открывании изломали. Спичек не обнаружено, следов второго человека (Андрея) не обнаружено.

Вывод: 14 суток собака ела человека, а произошло это так. Собака не бросила охотников, она проголодалась. Вокруг лица Гриши мох, пропитанный кровью, она полизала его, понравилось, но голод не утолила. Попробовала погрызть окровавленные замерзшие губы, показалось более существенным, а так пошло все дальше и кончилось тем, что мы уже знаем.

Останки Гриши сложили в мешок и увезли в родную деревню.

Что происходило в деревне, описать невозможно. Навстречу останкам вышли все старые и малые дер.Долоновой и села Долгий Луг.

В день похорон стоял неумолкающий вопль. Жену покойного Перфильеву Марию Петровну не вели, а несли, и все время отваживались с ней. Женщины и ребятишки поголовно плакали, многие мужчины рукавицами вытирали глаза. Все, кто имел ружья, шли с ружьями. В могилу опускали со стрельбой.

Все провожающие знали Гришу веселого и рослого красавца, и вдруг – метровый гроб! Слишком резкий контраст.

VI

Начиная с того времени, когда охотники-подростки из Николаевского завода возвратились из Чунской тайги с «добытым» медведем до выезда комиссии для поднятия трупа Гриши, в поселке Николаевский завод происходило следующее. Бывший Николаевский завод находился от дер.Долоновой в 12 километрах. Слух о том, что в Чунских гарях потерялись охотники, дошел и до завода, а тут как раз из гарь возвратились «охотники» и торгуют медвежатиной. На посыпавшиеся вопросы о долоновских охотниках «ребята-охотники» ответить ничего не могли, так как они выехали из тайги, когда о потерявшихся не было и речи. Совпадение пребывания их в тайге с теми именно днями, когда потерялись охотники, настораживало и следственные органы, так как «в тайге все возможно», а потому и не только односельчане заинтересовались ими и «их медведем».

Ясность в их историю внес «совершенно посторонний» человек с зоркими глазами.

«Охотники» продавали медвежье мясо, к ним подошел покупатель и стал расспрашивать где, когда и как они убили медведя? Рассказ у «охотников» был согласован и выучен наизусть, так как не ему первому пришлось повествовать о чудесах своей храбрости.

Выслушав их рассказ, покупатель задает совершенно непредвиденный для «охотников» вопрос:

 — А чем вы его стреляли?

– Как чем, — удивились охотники, — пулями.

Покупателя ответ не удовлетворил:

— Пулями-то пулями, — говорит покупатель, — да только не своими, а чужими. – У вас ружья 32 – «пикульки», а раны у медведя «жакановские», не менее, чем от 12 калибра.

Ребята растерялись, а «покупатель» оказался тем, кто не из любопытства задает такие вопросы. 

На «охотников» крепко нажали и они поведали, что было в гарях, о чем читатель уже знает. После их допроса многое неясное увязалось.

VII

Наступила длинная морозная сибирская зима, и долго люди судачили о происшедшем.

Судьба Григория была уже известна, но судьба Андрея так и оставалась загадкой. Время отдаляет, стирает и заставляет все больше и больше забывать прошлое. Так и в данном случае к весне интерес о судьбе Андрея уже был в полузабвении, о продолжении розысков уже никто не говорил.

Весной 1934 года, как и в предшествующие годы, зимовья в Чунской тайге пустыми не были.

В долоновское зимовье приехали три браконьера из дер.Долоновой загонять сохатого по насту. Двое из этой компании были понятыми при освидетельствовании останков Гриши, а третий в том году был в отлучке и только по слухам знал о происшедшем.

В один из выходов на охоту охотники вышли к тому месту, где были обнаружены останки Гриши. Один из охотников, который понятовал, задержал на этом месте вновь приехавшего и начал ему рассказывать, как и что тут было. Второму охотнику слушать это было не интересно, так как он сам был участником поисков и понятым, а потому он не задержался на этом месте, а прошел дальше, вглядываясь в лес. Внимание его привлекло что-то черное на фоне снега, среди вывернутых корней упавшего дерева. Не говоря ни слова, он направился к этому дереву и, когда подошел, то закричал:

— Ребята, сюда! Андрей здесь!

Андрей сидел на одном из нижних корней как на стуле под навесом вывернутых корней. Ружье стоит между ногами, руками он его обхватил, да так и застыл. Весь он цел, только мыши чуть-чуть подпортили кожу на носу.

Этой находкой закончилась охота трех браконьеров, так как  им срочно пришлось ехать в сельсовет с докладом.

На этом описании мною заканчивается трагедия, остается только сообщить – по медицинским данным Андрей умер от разрыва сердца. Спичек у него также не обнаружено.

Следует обратить внимание на следующие факты и выводы.

1.Шли охотники к зимовью верно, так как Григорий хорошо знал тайгу и местность. Пока он шел, то и указывал направление, но сил дойти до зимовья не хватило примерно на один километр. Когда он умер, то Андрей потерял направление, а тут наступила холодная осенняя ночь. От пережитого днем, каждый пень ему казался медведем.

2.Найти пострадавших не могли даже при массовом выходе в тайгу на проческу только потому, что это место обходили стороной, будучи уверены, что искать заблудившихся нужно вдалеке от зимовья.

3.Собака Цыган умершего хозяина не трогала, так как крови у него не было. Во время поиска потерявшихся Цыган, перепугавшись крика чужих людей и стрельбы, убегал, прятался до тех пор, пока при наступлении полной тишины не услышал свою кличку и знакомый голос.

4.Как Григорий, так и Андрей, оба не курили, а то обстоятельство, что у них не было спичек, является сугубым нарушением охотничьих правил. Если бы у них были спички, то Андрей наверняка был бы жив, так как разложив костер, он согрелся бы и каждый пень не казался бы ему медведем. Сознание того, что дикие звери боятся огня, действовало бы на него успокоительно.

Примечание:

1. Архивный отдел администрации г.Братска. Фонд Р-30, опись 1, ед.хр.1.
2. Рассказ написан в 50-е годы, спустя десятилетие село Долгий Луг было затоплено водами Братского водохранилища.