Пановой (Филипповой) Клавдии Алексеевне посвящается…
На этом поле не найдёшь патрона,
Пробитой каски, ржавого штыка,
Но здесь стояла насмерть оборона
Четыре года долгих, как века.
Четыре года! Не свистели пули,
Не лезли танки на стену стена,
Но здесь трудились, спин не разогнули,
Пока весь мир корёжила война.
(К. Мартовский)
Льется песня над Ангарой – матушкой, разносится далеко осенним студеным ветром. Сливается девичье многоголосье в протяжно – надрывную мелодию, больше похожую на всхлипывание души, чем на песню. Замерла сеть – харюзовка в руках рыбачек, затихли на секунду женщины, прислушались. В туманной дымке над рекой кажется, что можно прикоснуться к этим рвущимся из души напевам. Старики, приоткрыв рты, слушают землячек. Матери, заслышав знакомые голоса, зябко кутаясь, бегут к банькам вдоль реки, топить. Вздыхает чья – то мать, смахивает слезу: «Знать отпахались девоньки. Наконец – то в бане мазуту отмоют горемычные». А песня все слышнее – «…на этом тракторе проклятом мне не придется спобывать…»
Закрываю глаза и, как в явь, слышу песню, слышу голоса звонкие, а звонче всех голос моей тезки, моей родной бабушки, Пановой Клавдии Алексеевны.
Молоденькие женщины, девушки… Война лишила их молодости, счастья любить, растить детей, любоваться природой. Эти девушки на долгие месяцы, годы войны заменили мужчин на самых трудных работах, взвалили на свои плечи непомерный груз. Когда не выдерживал металл, когда ржавел, гнулся и ломался, эти железные леди Громов выдержали все, выстояли, став крепче стали.
Моя работа – попытка отдать дань памяти этим мужественным женщинам, девушкам, почти моим ровесницам, моим стойким землячкам. В живых не осталось никого из трактористок, но еще живы те, кто помнит их, знал их. Воспоминания этих людей легли в основу моих исследований. Невозможно поведать о всех громовчанках. Каждая из них – это целая история, полная трагизма, испытаний, лишений. Более подробно я остановлюсь на судьбе одной из них – Пановой Клавдии Алексеевны. К тому же, судьба её так тесно сплелась с судьбой страны, целого поколения женщин.
Наянова (Панова) Прасковья Алексевна. Послевоенный снимок.
Трактора в Громах появились ещё до войны. Работали на них мужчины, парни. Когда начался призыв, эти сильные мужчины одни из первых были призваны военкоматом. Появилась экстренная необходимость замены. А кем заменить? Конечно женщинами. А женщины –то! Самой старшей – Прасковье Николаевне Пановой (Филипповой) к началу войны исполнилось 20 лет. Остальные были в основном 23, 24 года рождения. Но это были крепкие, статные, сильные девушки.
Первые трактористки проходили учебу в Иннокентьевске под Тулуном, кто-то в Малой Мамыри, кто-то в Заярске, а кто и вовсе обучался на месте. Поначалу место обучения зависело от того, на какой трактор обучали. Но приходилось работать на разных тракторах. Например, Панова Прасковья первой получила трактор, поначалу трудилась на колёснике. Он был в Громах один. Бабы этому трактору даже прозвище дали «колесуха» или еще «генерал со шпорами». Были также гусеничные трактора ЧТЗ, ХТЗ с газогенераторными установками, поступившие в Громы перед самой войной. Были это массивные, большие трактора, работавшие на березовых чурочках. Эти чурочки заготавливали (пилили, кололи) женщины и дети – подростки. В громах норма была – 4 куба. Для просушки складывали в амбар между школой и церковью. Чурочки были небольшими – сантиметров 15.Затем мешками возили к тракторам. В топку почти шеститонного ХТЗ загружали подсохшие березовые полешки.
Пуск двигателя вручную был крайне затруднительным. А для молодых девушек тем более. Работали на таких тракторах парами. Сколько раз, не в силах справиться с этой железной машиной, падали девчонки на его железное брюхо и рыдали от боли и бессилия. Силенок порой не хватало провернуть рукоять. Привязывали тогда девчонки к ней веревку, вместе пытались завести. Запаса чурочек хватало на 2,5 – 3 часа работы. И опять загружай. Не одна трактористка на этих Газгенах грыжу заработала. Часто трактора этой марки величали «газочурочками».
Были и трактора марки НАТИ. Работали они от дизельного двигателя. Трактора требовали много воды. Посреди поля обязательно стояла бочка с водой, а на межах топливо.
Бригадиром – механиком тракторной женской бригады назначили Панову Прасковью. Она и на трактор села первой и женщиной была строгой, ответственной, работящей. За эти качества уважали её и молодые, и пожилые жители села. Непростая судьба досталась Пане. Замуж вышла перед самой войной в 40 году за Филиппова Ивана Ивановича. Муж оказался добрым, работящим, заботливым. Неловко было Пане, когда выбегал навстречу ей, несущей воду или бельё с реки, когда помогал поливать гряды. Ведь эта работа всегда считалась женской. В 41 году летом Иван ушел на фронт, а в декабре 41 у Паны родился сын Ванюшка. Молодая женщина жила в доме свекрови, Филипповой Екатерины Ивановны. Бабушка души не чаяла во внуке, после того, как Пана стала трактористкой, да еще и бригадиром, она полностью взяла заботу о внуке на себя. Тем более, что невестка сутками пропадала на работе, порою ее не было дома несколько дней. Подросший Ваня часто убегал от бабушки в гараж к маме. Гаражом служило большое здание, ещё до войны сложенное за селом из разобранного церковного бревенчатого амбара. Гараж был большим. Мог вмещать 3 – 4 трактора. Посередине стояла железная печь. Но она слабо грела большое помещение. Озябшие женщины жались к печи, поднимали юбки, чтобы отогреть красные от мороза ноги.
Зимой 43 года в дом Екатерины Ивановны принесли извещение о смерти сына. Узнав о смерти мужа, Пана слегла. Свекровь, как могла, поддерживала, успокаивала невестку, пестовала Ванюшку. Пана вскоре вышла на работу. Женщины заметили, что бригадир стала старше, строже. Она и до этого не была словоохотливой, а теперь и вовсе говорила только по острой нужде. Никто не видел её слез, не слышал жалоб, но все понимали, что творится в душе этой мужественной женщины.
Работали, как проклятые круглые сутки: весной – пахали, боронили, сеяли; летом – перепахиавали пары, таскали на прицепе комбайны; осенью днем комбайны таскать, а ночью зяби пахали.
Тащит трактористка на своем Газгене большой громоздкий комбайн. Одна женщина наверху комбайна, две в копнителе, солому укладывают. Двое на площадке, под бункером. Открывают заслонку, насыпают в кули зерно, завязывают, сбрасывают на полосу. А подростки грузят кули на телеги, увозят в Громы сушить. Работать надо слаженно, без заминок. Жара, пыль, одежда липнет к потному телу, зудится всё. А времени даже пот со лба утереть нет.
А сколько здоровья забирали, сколько нервов выматывали неполадки в технике? Однажды, неудачно открыв крышку, получила Пана сильный ожог паром груди. На жаре кожа присыхала к рубахе, а вечером Прасковья отдирала её вместе с рубашкой. Долго не проходил ожог, долго мучил молодую трактористку.
За работу давал колхоз мучки немного, а мучка – один овсюг, да раз в год МТС выделяла маленький мешок (20-30 кг.) белой муки. Семья Клавдии Пановой еще умудрялась соседям помогать. Сварит рано утром в котелке над костром у баньки мать Клавдии Евдокия кашу мучную, созовет соседок с детьми. Все насытятся. Добрым словом поминают соседские дети бабу Дуню. Не раз выручала в голод. Где лепешку сунет, где кусочек хлеба, где картошинку.
Люди в Громах вообще часто помогали друг другу. Бывало, расплачется, поделится женщина, что нечем огород засаживать, все поели за зиму. Утром смотрит – на крылечке лукошки, логушки с картошкой стоят, а кто принес не дознаешься.
Запчастей не было. А норму хочешь или не хочешь, можешь или не можешь, выполнить должен. Уже после войны Татьяна Мыльникова рассказывала: «Не знаю, как девчонки выкручивались. А я, бывало, налью пол-литра керосину и к тетке Анисье. У нее сын Митюха до войны на тракторе работал, запчастей припас. Вот я и выменивала запчасти на керосин». Да только не у каждого была такая возможность.
Было это поздней осенью. Трактор остывал, постоянно глох. Клавдия в страхе, что может совсем стать техника, сняла с себя фуфайку, натянула на радиатор. Допахала уже далеко за полночь. Усталая, замерзшая, притащилась домой. Мать, Евдокия Петровна, женщина строгая, сурового нрава встретила её на лавке у ворот. Впервые за много месяцев войны Клавдия увидела слезы на глазах матери. Она обратилась к дочери с болью в голосе: «Ты чего творишь то. Люди говорят, трактор укрываешь, сама на морозе раздетая. Может ведосник (одеяло) взяла бы завтра? Хочешь, возьми доху».
Трактор встал, как вкопанный. Клавдия и рукоять крутила, и части все просмотрел. Ничего. В панике облазила весь трактор. Пелагея беспомощно топталась в стороне, не в силах помочь. Она видела ужас на лице молодой трактористки, видела искаженное страхом лицо. Спустя несколько минут Клава обнаружила сломанную деталь. Стало понятно, что починить её на поле она не сможет. Значит надо бежать в мастерскую, иначе норму не успеть выполнить. Односельчане видели, как с ревом бежала Клавдия с запчастью по Лисьему. Кто – то пожимал плечами: « Чего так убиваться то?». Но Клава знала одно: это кому — то ничего не будет, а ее, дочь врага народа, обязательно обвинят во вредительстве умышленном, а то и посадят. А у нее дочь крошечная.
Каждый день в поле был для Клавдии борьбой за выполнение нормы, за выживание. В 37 году отец Клавдии Филиппов Алексей Васильевич закончил строительство нового большого дома. После уборки урожая решил поохотиться. 20 ноября поздно вечером вернулся, истопили баню, поужинали в новой избе. За отцовскими разговорами время пролетело незаметно, и спать семья легла далеко за полночь. На столе горела лампа, дети только уснули, как вдруг, в дверь постучали. Дальнейшее было как сон: двое местных и приезжий милиционер объявили об аресте отца. В доме шел обыск, были изъяты ружья – дробовики, патроны. Милиционер в белой шубе сидел за столом. Младшая дочь Нюра, ничего не понимая, но видя, что происходит что-то страшное, подскочила , схватила воротник этой белой шубы своими маленькими ручонками и что есть мочи закричала: «Тятя, прятайся в подполье!» Приезжий с трудом оторвал руки девочки. В эту ночь арестовали нескольких жителей Громов. Обвинение Алексею Васильевичу предъявлено не было.
Срок Филиппов Алексей Васильевич отбывал на Урале, в Свердловской области. Уже без него родилась и умерла от кори дочь. А для семьи врага народа потянулись страшные годы и месяцы. Были и допросы, и ночные проверки. Евдокия Петровна изо всех сил старалась работать в колхозе. Была она первой стахановкой. И, хоть и была женой врага, входила в состав правления, была бригадиром у подростков всю войну. Правда, дома её почти не видели. Придет ночью, разбудит младшую Нюру, даёт задание на следующий день. Нюра запишет химическим карандашом, чтобы ничего не забыть. А то мать нрава крутого была, попробуй что не сделай или сделай плохо.
Досталось и Нюре. В школе 6 ноября 41 года принимали школьников на торжественной линейке в октябрята. А её не только в октябрята не приняли, даже на линейку не пустили. До темноты проплакала девочка в углу школьной раздевалки.
В апреле 43 вернулся отец, списали его. Лежал, не поднимался. Чем только не пробовали поднять на ноги, ничего не помогало. Туберкулез доконал, истощение. Спустя ровно 5 месяцев после возвращения 24 сентября 43 года Алексей Васильевич умер.
Семья по – прежнему считалась семьей врага народа. Выполнение норм, трудодней для них было обязательным. Иначе – тюрьма.
В воскресенье 1 октября 42 года поздно вечером Клавдию привезли на телеге домой. Сестра Нюра и соседская Рая со страхом поглядывали на стонущую Клаву. Охая и причитая, она забралась на русскую печь, обратилась к девчонкам: «Спину сорвала, тащите деготь, растирайте поясницу, топчите.» Девчушки с усердием принялись растирать спину трактористки, топтаться по ней. Клаве становилось все хуже, от боли она уже не стонала, а кричала. Испуганная Нюра позвала на помощь проходившую мимо Карнаухову Маню. Та все поняла, велела баню топить, да бежать за Марьей Демидовой. Ночью пришла мать, Клаву сняли с печи. Молодая женщина страшно кричала. В начале второго ночи у Клавы родилась дочь Галя. Отмыли Клаву 3 бани, а утром 5 октября пришел председатель и отправил Клаву на ремонт трактора в Малую Мамырь. Осталась трехдневная Галя, несчастное военное дитя сиротой при живых матери и отце на попечении тетки, Нюры. А тетке то едва 8 стукнуло. Хорошо еще корова доилась, выкормили девочку.
Когда уборочная страда заканчивалась, трактора, требующие серьезного ремонта, перегоняли в Малую Мамырь, в МТС. Порою сплавляли на карбасах. Трактористки отправлялись вместе с техникой, и тогда их не было дома по месяцу и больше. Бывало, что домой только к весне возвращались. В Малой Мамыри и механики были, и части запасные, и электричество от локомотива получали.
Вечером 5 октября в дом Карнауховой Доры Петровны постучалась заплаканная Клавдия. Женщины трактористки на время ремонта селились у родных или у бывших односельчан. Дора поселила Клавдию у себя. Груди молодой мамы распирало от поступавшего молока. Через несколько дней ей было уже невыносимо. Грудь распухла, было даже больно руки поднимать. А тут еще запчасти тяжелые таскать надо. Вечером она пыталась сцеживать молоко, но это мало помогало. Пришлось Доре и даже соседям отсасывать молоко, чтобы облегчить страдания, ревущей от боли женщины. Утром туго бинтовали грудь, но мучения продолжались несколько недель, природа требовала своего.
Не познала Клавдия ни радости материнства, ни романтики молодой женщины. Одна была отрада – письма от Ивана. Приходили они нечасто, но были нежными, трогательными. Клава любила читать их девчатам вслух. В ту ночь, возвратившись домой, она увидела на столе заветное письмо. Быстро развернула долгожданный треугольник, начала читать. Трудно передать, что произошло дальше. Словно булыжник забили в горло женщине. Как гром среди ясного неба были строки письма: «На верфи мужиков много, живи, гуляй и будь здорова» За что? Ничего не могла понять Клава. Наконец, рыдания вырвались из груди. Столько боли и обиды было в них. В дом вбежала ничего не понимающая мать. Успокаивала, как могла. А потом сказала: «Что ж, Клава, на каждый роток не накинешь платок. Видать, очернил тебя кто-то» Прибегали подружки, читали письмо, жалели Кланочку. После войны вышла Клавдия замуж за Панова Виктора, героического односельчанина, кавалера трех орденов Славы, а в быту человека сложного, с характером.
Иван до войны многим девчатам нравился, даже дрались за него. Но в душу ему запала статная красивая певунья Клавдия. Тайком от матери начали встречаться, в мае 41 поженились, а в январе 42 забрали Ивана на войну. Осталась Клавдия не одна, а с дитем под сердцем, только того она и сама еще не знала. Записать рожденную Галю смогла только в декабре. Вместо 2 октября в метриках у дочери стояло 25 декабря. Вот и решили бывшие воздыхательницы Ивана «пошутить». Написали Ивану, что гуляет Клава на судоверфи налево и направо, девочку нагуляла. Какая ей была гулянка, когда поспать и помыться некогда? Да и по метрикам дочери получалось, что забеременела Клава уже после отъезда мужа. Поверил Иван не жене, а клеветницам. Пошла под откос семья. Галя же долгие годы жила горькой судьбой старшей падчерицы. Только так и не узнала Клавдия причину мужней немилости. А много лет спустя двое подруг – бывших трактористок повинились перед родными Клавдии за грех, который взяли на душу. Не хватило им смелости признаться тогда, исправить ошибку.
Именно в это время, заглушая боль, сочинила Клавдия песню, которую пели поначалу женщины – трактористки, а потом уже пели в Громах. Слова песни менялись, дополнялись. Полюбились они всем, кому трудно было в войну. А ведь за такую песню и посадить могли в ту пору. Так что, смелой женщиной была моя бабушка.
Шел конец 44 года. С фронта начали приходить добрые вести. Вернулся после ранения учитель Филиппов Яков Алексеевич. Поселилась в сердцах женщин надежда.
Панова (Куканова) Зинаида Николаевна с сыновьями
Незадолго до окончания войны в колхоз приехал Куканов Василий из Заярска, где он шоферил. Стал работать механиком. Трактористки баловали его вниманием. Возраст у всех – на выданье, а женихов-то нет. Приглядел Василий в жены Зину. Девушка она была тихая, немногословная, трудолюбивая. В 45 поженились, вскоре забеременела Зина, а пришедшие с фронта мужчины начали заменять женщин трактористок.
Долго не могли отвыкнуть от военного ремесла трактористки. Уже после войны Зина Куканова заменяла мужа, когда бывало подгуляет. Прасковья, в войну хорошо разбиравшаяся с техникой, даже внуку пыталась помочь машину или трактор ремонтировать, давала дельные советы, чем вызывала уважительные улыбки окружающих.
Василий, младший сын Клавдии, сдал на права и получил в совхозе трактор. Клавдия Алексеевна, узнав хорошую новость, радовалась, как девчонка. Забыв про возраст и болезни, вскочила в кабину трактора, привычно дернула рычаги. Трактор рванул с места, заодно зацепил штакетник у клуба. Пришлось Васе первый рабочий день быть не трактористом, а забор клубный чинить. А мать смеялась, и всем казалось, будто помолодела она в те минуты.
Панова (Лухнева) Пелагея Алексеевна
Женщины – трактористки. Судьба, словно нарочно испытывала их на прочность. На их долю выпали военное лихолетье, тяжелейший труд, с которым не каждый бы мужчина справился. Было в их жизни и много потерь: они теряли и хоронили мужей, собственных детей. У них было много детей, и это были, в основном, сыновья. По три сына было у Пановой Прасковьи, у Клавдии. 4 сына — у Зины. Пятеро – у Поли Лухневой. Уже после войны многие из трактористок прошли через руки хирургов, приходилось вырезать грыжи, заработанные в войну. Была подорвана психика у Клавдии. Её часто били припадки, помногу месяцев в году лежала она в больнице.
Филиппова Раиса Дмитриевна однажды сказала: «Трактористки уже на земле прошли 7 кругов ада. И такой судьбы я не пожелаю и злому врагу…»
К сожалению, этих женщин не осыпали почестями. Почему-то считалось, что делали они обычное дело. Только в девяностых годах стали чествовать тыловичек, приравнивать их подвиг к подвигу ветеранов, награждать медалями. Но к тому времени трактористок осталось не так много. Сегодня в нашем поселке не осталось ни одной женщины–трактористки. Но в гуляних, на 9 мая ещё поют громовчанки песню трактористок, сложенную Клавдией и дополненную подругами.
Нет сегодня и памятника женщинам, вывозившим тыл, матерям, ждавшим с войны родных, детям, росшим без детства. Но мы должны помнить, что в каждом фронтовом кусочке хлеба была и крупица из того зерна, что вырастили на нашей земле, что не соль в этом хлебе, а слезы и пот наших землячек–трактористок.
Вечная им память!
Автор — Панова Клавдия, ученица Куватской школы, (научный руководитель Наянова Л.В.)
Приложение 1. Список трактористок Громов:
Наянова (Панова) Прасковья Николаевна
Куканова (Панова) Зинаида Николаевна
Сковитина Вера Егорьевна
Мыльникова (Филиппова) Татьяна Ивановна
Панова (Лухнева) Пелагея Алексеевна
Филиппова Вера Алексеевна
Панова (Филиппова) Клавдия Алексеевна
Панова Лизавета Николаевна
Филиппова Агафья Михайловна
Панова Анна Дмитриевна и другие
Приложение 2. Песня трактористок Громов (Автор – Панова К.А.)
Ой, мама зачем на свет мня родила,
Судьбой несчастной наградила
И трактористкой назвала?
Всегда я грязна нахожуся,
Всегда как видишь ты меня.
Фуфайка мазаная, юбка
Совсем замучили меня.
Кусочком мазаным питамся,
Из радиатра воду пьем.
Мы части моем в керосине,
А руки греем над костром.
Механик злой кричит сердито,
Поставил шестерню не так.
А крестовины, сателлиты
Совсем забросил под верстак.
Пускай карданный вал загнётся,
Коробка лопнет пополам.
Пускай бензинный бак взорвется
Меня прибросит к небесам.
Пускай мне 10 лет присудят.
И мне придётся отбывать.
На этом тракторе проклятом
Мне не придётся спобывать.
См. презентации:
Молодец Клава! Хорошо написала о бабушке!!!