Андреева Л.В. Первые поселенцы при Братском остроге

Редко кому завидую, а завидую моим далеким предкам – их упорству, силе огромной… Я бы сегодня не знал, куда деваться с такой силищей. Представляю, с каким трудом проделали они этот путь — с севера Руси, с Волги, с Дона.      Я только представляю, а они его прошли. И если бы не наша теперь осторожность насчет красивостей, я бы позволил себе сказать, что склоняюсь перед их памятью, благодарю их самым дорогим словом, какое только удалось сберечь у сердца: они обрели – себе и нам, и после нас — прекрасную родину. Красота ее, ясность ее поднебесная — редкая на земле.
В. Шукшин.

   Служилые люди, пришедшие в 30-е годы 17 века в Приангарье и основавшие первые братские остроги, создавали их как форпосты, расположенные на границе с воинственными «братскими людьми», по пути продвижения русских отрядов на восток и на юг. Земля братская тогда была ареной частых военных столкновений, вследствие чего в течение десятков лет в Среднем Приангарье не было постоянного населения.

        Поэтому тем более достоин восхищения и памяти потомков мужественный шаг Распуты Стефановича Потапова, первым решившимся поселиться здесь. Был он сын енисейского посадского, выходца с Русского Севера. До приезда в Братский острог жил в Енисейске. Известно, что в 147 (1639) году он был послан таможенным целовальником, выбранным из посадских Енисейского острога, на Лену с таможенным головою Дружиной Трубниковым и на Ленском волоке занимался сбором соболиной казны. Позднее в 1648 году, уже, будучи человеком бывалым и семейным, прибыл с отрядом Максима Перфильева в Братский острог. Ангарская ширь пленила Распуту, вызвала желание прочно осесть на нашей земле и заняться делом отцов и дедов — пахотой. Зоркий хозяйский взгляд заметил: обилие плодородных почв, лежащих рядом с малоценными подзолами; близость реки с множеством рыбы (не накормит земля, накормит вода); богатые лесные угодья.

Все свои средства и взятую ссуду вложил северянин в братскую землю. Распашка земли обошлась Распуте, по его словам, в 300 рублей. Но своим первым урожаем он был доволен; утверждая, что «тот де ячмень и конопля перед енисейским ячменем зерном лутче». Воистину, где хозяин прошел, там и хлеб уродился.

Что вело его и подобных ему людей? Известный историк Сибири П.Н. Буцинский по этому поводу писал: «Я не разделяю того мнения, что будто бы алчность к наживе вела русских промышленников все дальше и дальше в глубь Сибири. Нет, помимо материальных интересов ими руководил необыкновенный дух предприимчивости, страсть к рискованным предприятиям, жажда знаний о том, что таится в неведомых местах».

Был Распута, несомненно, человеком смелым, сознательно шедший на риск, действующий по правилу «не рискнешь – не добудешь». Буряты вытаптывали скотом его пашню, нападали на его деревню, угоняли лошадей, даже убивали его людей, но изгнать его с этой земли не смогли. Он продолжал обрабатывать ангарскую землицу, получая высокие урожаи и снабжая зерном землепроходцев. Известно, что во время Даурского похода он давал Петру Бекетову и Афанасию Пашкову «хлеб на семена» из своей пахоты.

Шесть лет при Братском остроге он был один землевладельцем. Положение изменилось в 1654 году, когда Правобережный Братский острог был перенесен на левую сторону реки Оки, в ее устье, туда, где были «самые угожие» места, ранее принадлежащие бурятам. Думается, произошло это не без участия Распуты, так как из донесения Дмитрия Фирсова явствует, что в возведении Братского острога участвовали и пашенные крестьяне. С перенесением нового острога стало возможным без опаски селиться на братской земле и другим землепашцам.

В этом году, по данным С.В.Бахрушина, поселилось здесь 70 пашенных крестьян из ссыльных, присланных сюда администрацией для обработки «государевой пашни». Впрочем, историк А.Н.Копылов называет 1655 год как год появления 54 семей ссыльных черкас в Нижнем Братском остроге. И вряд ли речь идет о разных партиях.

Черкасы — украинские казаки, народ вольный и опасный. Уже в 1656 году, по сообщению илимского воеводы Б.Оладьина, из Братского и Балаганского острогов бежали человек с 50 и больше. Они захватили оружие и боеприпасы, «похвалялись убить до смерти и разграбить Распуту Потапова», напали на Усть-Илимскую заставу, а затем поплыли в Даурию, которая в Сибири пользовалась славой свободной казацкой земли. Фамилии некоторых из них остались. Шерстобоев называет нынешних Перетолчиных, Погодаевых, Зарубиных, Усовых, Жмуровых потомками тех буйных голов. Казаков Распуте трудно было удержать на земле.        Другое дело свои люди – северорусские.

Этих «охочих» людей, пашенных крестьян и стремился Распута Степанович привлечь на ангарскую пашню, упорно продолжая свое дело слободчика. Тогда, вместо бежавших в Дауры крестьян, преимущественно из ссыльных людей, были поверстаны в крестьяне 3 человека «из службы» (служилые люди) и 5 промышленных и гулящих людей. В те же годы воеводой Оладьиным посажено на пашню 32 человека, в том числе 9 из промышленных и вольных гулящих людей, 2 служилых человека, 3 крестьянских и казачьих сына.

Но, как во всяком полезном деле, были у Распуты препоны, и немалые. В 1657-1658 гг. воевода Афанасий Пашков поставил сына боярского Ивана Похабова приказчиком братских острогов (в Балаганске, в Братске и в Баргузине). Этот Иван Похабов прослыл в Братске первым в череде мирских мучителей. Академик А.П. Окладников так охарактеризовал Похабова: «Отвечая на просьбу братского священника, не мучить крестьянское население уезда, Похабов откровенно заявил: «Батюшка! После де меня – хоть трава не расти, ныне де я сыт был, а после меня хотя бы и не было». У некого Пантелейки Минина Иван отобрал «дворишко», у Ивана Пантелеева взял «рубашку золотную да лисицу», у В.Борисова 20 соболей, три лисицы да 8 рублей денег, у служилого Безсонки Матвеева отобрал 5 лис на 5 рублей деньгами. …Ивашка Садовник жаловался, что Похабов бил его обнаженного батогами, засадил в колоду, пока Ивашка не отдал ему 5 рублей денег в качестве выкупа».

Похабов приказал крестьянам строить себе новые обширные хоромы в Братске из прежних, оставленных воеводой Пашковым после известной зимовки в Братском остроге с Аввакумом. Похабов велел крестьянам ломать зимовья, которые Пашков «после себя приказал Богородице на церковное строение». За это Похабов обещал крестьянам свободу от мельничной стройки. Крестьяне проработали всю осень над разборкой зимовий Пашкова и постройкой новых хором Похабову. Но весной, когда пришла пора пахать пашню, Похабов заставил их строить царскую мельницу, нарушив свое обещание и обманув крестьянский мир.   Тогда крестьяне и стали жаловаться. Историю этой постройки поведали крестьяне (староста Тимошка Савельев, целовальник Игнашка Дементьев, Ивашка Осипов, Бориско Васильев, Ивашка Михайлов, Андрюшка Захаров, всего 58 человек).

Ко всему прочему начался бунт окинских бурят, вызванный гибелью двух окинцев в Балаганске от мучений Похабова, расправой с унгинскими бурятами, Похабов притеснял и грабил князцов, издевался над их женами.

Служивые люди с Иваном Похабовым засели в Братском остроге, ожидая помощи от енисейского воеводы. Пашенные крестьяне также сидели скопом на Ратаеве (Наратай) острове и не смели пахать царские пашни. Воевода, в ответ на призыв Похабова, послал в Братск 150 человек служилых людей во главе с двумя сыновьями боярскими Иваном Перфильевым и Яковом Турчаниновым. Но освобождать остроги от осады не пришлось. Буряты ушли за пределы Братского уезда. Служивые люди единодушно показали, что откочевали ясачные из-за обид Похабова. В результате сыска 23 декабря 1659 года Москва приказала сменить Похабова.

И вот что важно. В самый разгар бурятского восстания Похабов находит нужным занять часть своего сообщения тем, что «у пашенного крестьянина Ивана Распутина есть лисица черная, а купил де ту лисицу у ясачных людей, а толмачил Распутин сын Федька, а та лисица годна в государеву казну». Думается, что Иван и Федор могли быть сыновьями Распуты, который явно не был у Похабова в соратниках, поэтому приказчик и счел нужным пожаловаться на незаконное приобретение пушнины Иваном и Федором. [Впрочем, в переписной книге служилых людей Енисейского уезда 1669 года записано: «детей у него Распуты нет». В это время Распута был в преклонных годах, сыновья могли отделиться от отца, могли и погибнуть… Безусловно, вопрос о детях Распуты нуждается в дальнейшем изучении].

После отстранения приказчика Похабова в 1658 году Сибирский приказ пожаловал Распуту в «дети боярские» с жалованием в 10 рублей. В то время, получившие это звание, являлись как бы старшими служилыми людьми, имеющими право на занятие первых служебных мест в уезде. Звание это давалось в 17 веке только за личные заслуги. Но оно не являлось наследственным. Поэтому дети сынов боярских в Сибири нередко становились пашенными крестьянами.

Тогда же Распута Степанович был назначен приказчиком в Братске со своей печатью. В его руках сосредоточилась большая власть. В ведение приказчика поступали не только пашенные крестьяне, но и другие жители, например, служилые люди. Приказчику давались широкие полномочия. Точнее они выражались в такой формуле: приказчик назначался «для расправы и строенья, и пахоты». Он ведал во всем: судил, собирал пошлины, следил за благоустройством, благонравием населения, а также ему приказывалось «велеть пашни распахивать и дворы строить». Прямой и главной обязанность приказчика был прибор на пашню или на оброк крестьян из «вольных гулящих людей». Приказчик «отводил землю», т.е. определял тот или иной участок новоселу. Приказчику принадлежала и полицейская власть. Ему наказывалось «крестьян от побегу и от всякого дурна и от воровства оберегать». А в случае появления опасности — «велеть крестьянам, с женами и детьми, бежать в острог и раздать им оружие. Словом все стороны жизни, которые, так или иначе, затрагивали интересы государевой казны, вызывали вмешательство приказчика. Своим имуществом и личностью он отвечал за всякий ущерб и нарушение этих интересов.

Шерстобоев В.Н. в своей книге привел один старинный документ с едва различимым текстом, который не удалось прочитать целиком: «170–го (1662) (неразб.) по сей челобитной енисейской сын боярской Роспута Стефанов … (неразб.) по Ангаре-реке з беглого пашенного крестьянина Рошкова в Смородиной деревне по Анамыре реке и по обе стороны – Ваське Кромине государева пашня пахать и своя пашня пахать и распашною землею ево Рошкова землею владеть. К сей подписной челобитной приказной человек, сын боярской Роспута Потапов печать свою приложил».

Документ этот о закреплении земель на Анамырь-реке за крестьянином Василием Кроминым (совр. фамилия Крамынин) указывает, что в 1662 году сын боярский Распута Степанович Потапов еще оставался на братской земле главным ее землеустроителем. Прошло уже 14 лет, как он поселился здесь. Нельзя недооценивать вклад Распуты Степановича Потапова в дело освоения ангарской землицы. Он был и первым пахарем, и первым землеустроителем. Его с полным основанием можно отнести к группе выдающихся детей боярских 17 века.

                                                                                                     ***
Уже в ХVII веке выше и ниже Братска появилась густая цепочка сел. В дневнике путешествующего по Сибири в 1675 году Николая Спафария на небольшом отрезке (80 км) от Братска до р. Кежма — Волоковая отмечено 13 деревень или заимок; большинство их совпало с существовавшими в 50-е годы ХХ века селами. Это деревня Красная (Красный Яр), Спасский монастырь, Васькина (Романово), Филиппово (название от имени поселенца Филиппа Аникиева), заимка казака Исаака Павлова, деревня сына боярского Терентия Распутина (Распутино), Кириллово, Наратай, Кежма, Огородниково (Б.Мамырь), Кромилово, Софроново.

В 1723 году в Братско-острожной волости было 34 деревни и 1272 поселенцев; именно тогда сформировался основной состав русского населения. В.Н.  Шерстобоев отмечал, что из 155 фамилий в Братской волости в 1723 году — 100 фамилий встречалось и в 1948 году.

К сожалению, работа над изучением фамилий первопоселенцев затруднена из-за того, что большая часть документов хранится в РАДА в Москве, а копии «Книг имянных пашенных крестьян Братского острога» за 1668,1702 года, выписанные в свое время Братским городским музеем, неполны.

Назовем то, что есть. В «имянной книгу пашенных крестьян» Братского Острога за 1668 год значатся по с.Кежма: Борисов Демид, Дементьев Игнашка, Рыбка Остюшка, Трубаев Минька, Федоров Софронко, Федоров Ермолка; по д.Наратай: Агафонов Ильюшка, Жидовкин Семенка,Заика Евдокимка, Карела Ивашка, Коробко Васька, Муратов Левка, Микитин Васька, Минин Семен, Миронов Ивашка, Нутро Максимка, Огородников Стенька, Рютин Филька, Смородина Тимошка, Сидоров Ивашка, Татарин Ивашка, Ульянов Гришка, Чупин Алешка, Чупин Антошка; по д.Распопина: Власов Максимко, Зеха Пашка, Макаров Ерофейка, Маленьков Гришка, Маленьков Максимко, Миронов Ивашка, Попов Федька, Распопин Андрюшка, Сергеев Дорошко, Степанов Демка, Хлыстов Васька, Черемисин Наумка, Филиппов Стенька, Фомин Шумилко; по д.Филиппово: Аникеев Филька, Бухваст Василий, Васильев Борис, Васильев Лазарько, Володимиров Ивашка, Давыдов Петька, Михалев Бориска, Романов Васька, Семенов Митька, Степанов Васька, Яковлев Кирилка, Карпов Пашка.

А в «имянных книгах» пашенных крестьян Братского Острога за 1702 год в д.Громы жили: Борисов Илья, Бухвастов Андрей, Ведерников Сидор, Дементьев Лука, Дмитриевы Василий и Антон, Рожнев Сидор, Суворов Савва, Степанов Данило, Хлыстовы Павел и Иван, Шумилов Андрей, Филиппов Илья; в д.Окинской: Игнатьев Матвей, Кромин Панфил, Мальков Петр, Мироманов Микифор, Павлов Василий, Петров Василий, Родионов Михайло, Трофимов Микифор, Троицкий Борис; в д.Када: Васильев Родион, Гаутаев Илья, Давыдов Иван, Иванов Андрей с братьями, Игнатьев Иван, Осипов Иван, Сутырин Иван, Яковлев Иван, Щетина Федор; в д.Кежма Баранов Иван, Корелин Давид, Кроминин Софрон, Огородниковы Павел и Федор, Софронов Степан; в д.Красный Яр: Антонов Семен, Борисов Спиридон, Борода Иван, Бурня Степан, Заикин Лазарь, Калинин Парфен, Киприянов Василий, Муратов Максим, Огородников Федор; в д.Падун: Володимировы Осип и Василий, Тимофеев Иван с братьями, Иванов Павел, Василий Ильин Большой и Василий Ильин Меньшой.

Интересный материал о местных фамилиях можно почерпнуть из документов, рассказывающих о выступлении жителей Братского уезда в конце 17 века против приказчика грека Христофора Кафтырева, которое сам Кафтырев пытался выдать за очередной бунт. Он писал в донесении, что жители острога, пашенные крестьяне и всяких чинов люди ходят по улицам и становятся кругами (круг-сходка у казаков) и величают друг друга атаманами-молодцами (клич «атаманы – молодцы» был традиционным для восстаний ХVII века и раздавался на Дону и на Волге) и бунт заводят. Но бунта не было. Была организованная, продуманная борьба с известным в истории Братска лиходеем («Гонитель и разоритель и поругатель мирской, и насильно – скверноблудник, и душегуб, и винокур, и винопродавец Христофор»). Были составлены челобитные к Великим Государям Петру и Иоанну, в которых сотни братчан перечисляли обиды и просили о помощи.

В челобитной 1696 года имена казаков: Ивана Хромцова, Ивана Мироманова, Гашки Рыбникова, Андрея Потапова, Григория Михляева, Ротьки Терпуга, Якова и Федора Поповых, Ермакова Василия; пашенных крестьян: Бояркина Федора, Бухарова Василия, Вотяка Ивана, Горностаева Василия, Дорофеева Бориса, Дьячкова Василия, Жидовкина Потапа, Иванова Андрея, Ильина Василия и Ивана, Карнаухова Петра, Кромина Василия, Лухнева Ивана, Лютикова Алексея, Муратова Максима, Наумова Кирилла, Огородниковых Федора, Петра, Андрея, Павла, Рыбкиных Григория и Василия, Солдата Михаила, Софронова Сидора и Степана, Суворовых Василия и Ивана, Сутырина Ивана, Терпуга Родьки, Филипповых Ильи и Никиты, Хлыстова Павла, Черемисина Льва, Черемного Василия, Черного Михаила, Чупина Алексея, Шумилова Андрея и других.

На одного из них Григория Дмитриевича Микляева (Безсонова) обратим особое внимание, так как в этих событиях его роль была немаловажной. В течение нескольких лет он был народным челобитчиком, защищал в Братске и вне Братска интересы поселенцев в борьбе с приказчиком. «В этом человеке как бы олицетворялся мирской вожак — выдержанный и решительный, без колебаний и без устали преследующий достижение поставленной цели», — писал о Микляеве В.Шерстобоев. Григорий Дмитриевич был и подследственным лицом, его подвергали пытке, дабы установить истину. Он вынес все мучения и добился удаления Кафтырева из Братска. В указе Сибирского приказа от 27.07.1706 по приговору кн. Репнина было написано: «За насильное его Христофорово крестьянским женам и дочерям и девкам воровство… учинить ему Христофору жестокое наказание — бить ево кнутом при многих людях нещадно и сослать в ссылку в Якутский острог в казачью службу, а животы ево все взять на Великого Государя».

Служилые Михляевы в Братске были людьми влиятельными не только среди русских поселенцев, но и среди инородцев. В своей челобитной тот же Кафтырев, жалуясь на «бунтовщиков и воров» Митьку Кириллова и Григория Бессонова (Михляева), сообщает, что они в родстве с Марфуткой Нагаловой, Она — крещенная бурятка (или полубурятка), бывшая жена толмача, т.е. служилого человека, представительница родовой аристократической верхушки бурят из рода Ербугарки, обладательница огромного состояния. После смерти своего мужа-толмача она вышла замуж за Михаила Нитника-Шульгина, торгового человека, чьи коммерческие операции простирались до Китая. У Марфы было исключительное влияние, дававшее ей возможность называть письменного голову Кафтырева в лицо вором. Таким образом, бурятская верхушка с Марфуткой, родственницей служилых Братска, поддержала протест братчан.

Уже тогда местом поселения Микляевых была д. Пьянова вблизи ангарского порога Пьяного. Это была их родовое гнездо. Род этот жил в своей деревне вплоть до затопления, но фамилия их также видоизменилась. В метрических книгах ХIХ века еще писали «Микляевы», в документах века ХХ уроженцев д.Пьяново уже называли Метляевыми.

… Братский острог во второй половине XVII века был крупным административным центром Енисейского воеводства, а с 1705 года Илимского воеводства. Сама волость была настолько обширной, что ее часть именовали уездом. Территория Братской волости простиралась вверх и вниз по Ангаре и далеко уходила по реке Оке. Удобное положение острога, на торговых путях; сложность управления столь обширной территорией; близость опасных племен способствовали тому, что население острога состояло, главным образом, из некрестьянских элементов — служилых людей и посадских. Из 125 мужчин Братского острога в 1723 году 96 было посадских и 16 глав казацких семей.

Казаки, пришедшие на Ангару со своими ермаковскими знаменами (в Братском остроге по документам 18 века их было два — «горелых, китайчетое ветхое»), представляли своеобразное яв-ление в истории Сибири. Они управляли волостями, собирали хлеб и ясак, строили барки, чинили дороги, ловили беглых и сопровождали арестованных, ездили с поручениями в Москву, воевали, строили остроги и несли в них караул. Сравнительно небольшое число казаков Братского острога постоянно требовало пополнений, так как их то и дело отправляли в дальние службы. Братские казаки в XVII веке участвовали в боевых действиях русских в Забайкалье, а позднее набирались в отряды на Камчатку и в Охотск. Ими усиливались гарнизоны на китайской границе.

В 1746 год в челобитной служивых людей Братского острога о выдаче жалования значатся: Иван Микляев, Евдоким Микляев, Григорий Микляев, Степан Микляев, Тарас Микляев, Семен Ознобихин, Козьма Ознобихин, Семен Ознобихин-Засухин, Осип Ознобихин, Иван Рыбников, Михаил Скорняков, Федор Скорняков, Козьма Скорняков, Семен Мироманов, Андрей Мироманов, Федот Колгин, Степан Колгин, Алексей Баженов, Ефим Храмцов, Филипп Минин, Михаил Минин, Алексей Шапов, Михайло Иконников, Герасим Брянский, Иван Распутин, Семен Голятин, Сава Потапов, Федор Потапов. В книге “Илимская пашня” упоминаются фамилии казаков Хромовских и Садовникова.

Енисейский казак Иван Колга, прозвище которого происходит, вероятно, от слова колготный — беспокойный, суетливый, был у Кафтырева в подручных. После смены ненавистного братчанам управителя, он остался в Братске и в 1699 году, по сообщению, сплавлял хлеб из Братска в Иркутск. Иван Колга положил начало братскому роду Колгиных. Другой казак М.Ознобихин известен тем, что в 1724 году принял Братский острог в управление от приказчика Толстоухова. Одновременно с ним в Братске служил Алексей Ознобихин.

Служба у них была очень даже нелегкая. Это можно понять из письма илимского воеводы в Братск служилому Ивану Храмцову в декабре 1721 года. Письмо было связано с тем, что в Братский острог Гаврилу Рыбникову и Алексею Ознобихину уже посылались указы, чтобы они правили доимки, но отчетов от них не поступило, поэтому воевода поручает Храмцову держать «оных Рыбникова и Ознобихина в тех сборех самих на правеже и бить их босых без всякие пощады. А ежели ты … на правеже держать не станешь, за то тебе самому учинено жестокое наказание». Не стоит этому удивляться — порка казаков в 18 веке была обычным делом…

Тогда в Сибири не было большой разницы и между казаками и крестьянами. Казак сразу же брался за соху, откладывая пищаль и саблю, если в них миновала надобность. Ближе других к крестьянам были казаки беломестные (отсюда фамилия Беломестных). Они занимались земледелием, выплачивая небольшой налог и лишь изредка выполняя государственные задания.

В 18 веке в Иркутской губернии казаков было около 7 тысяч. Но с прекращением военных действий и падением роли северных острогов количество казаков стало сокращаться. Из-за отсутствия военных действий казаки стали выполнять охранные и полицейские функции. А целые усадьбы служилой рати Братской волости были превращены из казачьих в крестьянские. Немногочисленные иркутские казаки интегрировались в общую крестьянскую массу, подчиняясь уездным начальникам на местах. В начале 18 века казаков принудительно садили на землю, но основной вид материального обеспечения иркутские казаки видели в добыче, торговле, охоте и рыбных промыслах. Казаки у нас говорили “мужик он так мужик и есть, а казак завсегда казак — слуга Царев, у одного домашность, у другого служба; одному пашню пахать, другому шашкой владеть” .Часть казаков стало охранно-карательным механизмом Восточно-Сибирского генерал-губернатора. Казаки жили в Братской волости и в XIX, и в XX веке. В расписании Иркутских и Енисейских Казачьих конных полков 1851 года указывается, что в селениях Микляевском и Московском зачисляются на службу в Иркутский казачий полк по 2 казака. По метрическим книгам видно, что в 1839 году, к примеру, в Братске проживали станичные казаки Стефан Иванович Храмцов, Лев Герасимович Мироманов, Василий Андреевич Черемиссин, Стефан Евграфович Хромовских. В 1915 году в с. Филиппово Братской волости жил казак Василий Алексеевич Черемиссин.

Откуда же пришли русские (крестьяне и служилые) в Ангаро-Енисейский край? Историки, отвечая на этот вопрос, пишут о преобладании в наших краях выходцев с Северного и Центрального Поморья (жителей Двинского, Устюжинского, Сольвычегодского, Яренского уездов).Купец Иван Федорович Юрин, к примеру, прибыл в Братск в 1737 году из Ярославля, Тимофей Абанин в 1742 году в Мамырь из Тотьмы. П.Я.Черных, изучавший в начале 20-х годов ХХ века говоры Мамырской волости (4 села и несколько деревень) отмечает, что по диалектическим данным состав ее первых насельников был северо- и среднерусским (Новгород, Архангельск, Вологда, а также Тверская, Московская губерния, и северная часть Рязанской губернии). Старики таких деревень, как Н. Суворово и Громы сообщили Черных, что их предки пришли с низовьев Ангары, следовательно, еще раньше с Енисейска и Мангазеи. В этих деревнях особенно часто украшали избы и амбары «коньками», «повалами», «курицами», что говорит о сохранении старой северо-русской традиции. Скорее всего, родину предков многим нынешним старожилам следует искать на русском Севере.

Реликты северо-русской застройки прослеживались и в с.Падун. Селение это располагалась площади небольшой террасы и было прижато рекой к небольшому скалистому берегу. Но не столько этим, сколько той же северо-русской традицией объясняется, единственно встречающаяся на Ангаре, плотная застройка с примыканием изб и сараев друг к другу. Село, возникшее в ХVII веке, к 1702 году уже имело шесть домохозяев. В нем жили Осип и Василий Володимировы, Иван Тимофеев с братьями, Павел Иванов и другие поселенцы. А позднее в 1728 году — братья Терентий, Ермолай и Федор Дубровины, Иван Хромовских с сыновьями, Федор Серышев.

Самая распространенная в старом Падуне фамилия лоцманов (проводников через страшный порог) Дубровиных, возможно, произошла от прозвища, в основе которого лежит псковское слово «дубровиться», т.е. храбриться. В 50-х годах ХVIII века зажиточный крестьянин Терентий Дубровин производил на Ангаре широкий лов рыбы, за что платил в казну крупный оброк. Другой Дубровин Алексей в это же время занимался извозом товаров мимо Падунского порога и также платил большой оброк.

«Для всех народов имя не есть пустая кличка, «не звук и дым», не случайная выдумка, а есть полное смысла и реальности, явленное в мир, познание о мире»,- писал Павел Флоренский. Действительно, имена и фамилии дают нам много информации в изучении исторического прошлого. Фамилии позволяют проследить географию родных мест поселенцев, их этническую и субэтническую принадлежность.

Для пояснения возьмем фамилию Шадрины. В основе ее лежит слово «шадра», что означает «оспа» или «лицо, покрытое оспой». Слово это северное — архангельское. Город Шадринск Курганской области в ХVII веке называли Шадринский Архангельский городок. Основан он был выходцами с Русского Севера. С Зауралья Шадрины продвигались дальше на восток. В Тюмени в середине ХVII веке был известен воевода Иван Титович Шадрин; в Якутии некого казака Петра Шадрина «за службу отцовскую и заего» верстали в дети боярские. Фамилия эта встречается неоднократно в документах ХVII века, где речь идет об енисейских крестьянах. С Енисея Шадрины пришли в район братской Оки.

Указывает на свое северорусское происхождение и такая местная фамилия, как Скавитин. Все дело в том, что еще в ХIХ веке в метрических книгах она писалась как Пскавитин, то есть, выходец из Пскова, но на стыке веков ХIХ и ХХ почему-то потерялась первая буква.

Или другая местная фамилия «Лухнев», ведущая начало от Ивашки Лухнева (1696 г.) и имеющий в составе своем формант «хн-е». С ХV века распространение имен с данным формантом было локализовано в Новгородских, Псковских и Белозерских землях. Фамилии Лухнев, Вахнев, Грихнев и т.п. оттуда; то же можно сказать и о распространении имен с формантом «ай» и «яй». (Кузяй, Федяй, Петряй, Костай, Мих(к)ляй). Известная в Братске фамилия служилых ХVII века Микляевых явно показывает откуда прибыл первый из братских Михляевых — Безсонко Матвеев Михляев.

Вместе со славянами в Сибирь пришли представители тюркских, финно-угорских и других народов. Ряд фамилий, казалось бы, говорят об этнической принадлежности их носивших. К примеру, фамилии Муратов (Муратов Лев, 1668) и Татарников (Иван Татарин, 1668) – тюркские, Вотяков (Иван Вотяк, 1696) и Черемисин (Наум Черемисин, 1668) — финно-угорские и т.п. Но здесь можно впасть в ошибку, так как этноним «татарин» в посадах присутствовал в именованиях дворовых и купленных работников, т.е. служил общим названием для представителей различных этнических групп. К тому же на Руси в ХVI–ХVII веках существовала «мода» давать детям шуточные имена, включая мусульманские, в качестве внутрисемейных. Имя могло перерасти в фамилию.

Вернемся, однако, к челобитной 1696 года. В списке встречаются характерные прозвища, говорящие нам об их былых столкновениях с властями: Вор Мишка, Поротов Пашка, Карнаухов Петрушка. Фамилия Карнаухов происходит от сочетания слов «обкорнать уши» и напоминает нам об эпохе, когда «дабы иным неповадно было так делать» (из указа) вырывали ноздри, вырезали языки, отрезали уши и носы. Уши отрезали участникам бунта и татьбы (воровства). Об этом писал еще А.С. Пушкин, занимаясь историей пугачевского бунта: «Пугачевцам резали уши, их били плетьми и вешали, как в былые времена разинцев. Пощады не было. По всей Волге сызранцы до сих пор слывут под именем ухорезов. Характерное присловье». Из той же группы еще один участник братских событий 1696 года мельник Василий Бухаров, который в прошлом не раз нарушал закон. О нем написано в материалах ХVII века: Васька Бухаров… «сослан в Сибирь в Братский в пашню за многое воровство».

В списках — Василий и Иван Ильины. Последние жаловались, что Кафтырев их избивал, а Ивана сажал в колоду. Василий и Иван Ильины сыновья Большого Дубынина, того самого Ильи Дубынина, который основал деревню Ильиных (поздние названия: дер. Ильинская, Дубынино). Впрочем, одно из преданий гласит, что у Долгого порога первой поселилась женщина по имени Дубыня, которую выслали из Великого Новгорода во времена потомков Грозного. Смелая изгнанница проплыла на лодке страшный порог и обосновалась вблизи его. К сведению, Василий Ильин сын Большого Дубынина в 1707 году «за смертное убийство в Братцку скажнен смертью». Подробности событий неясны. Известно лишь, что у его жены Татьяны, которая вскоре вышла замуж за падунчанина А.Тимофеева, от Василия осталось двое детей. Прошло некоторое время и по переписи 1769 года Дубыниных уже 20 душ мужского пола. Четверо из них были определены в вожи, и, как написано, «оные Дубынины от Иркутской Провинциальной канцелярии определены для спуску и подъему дощаников на имеющихся порогах вечно».

На другом пороге поселились русские люди, получившие фамилию Шаманские от названия порога, вблизи которого некогда жил тунгусский идольский жрец. Один из первых известных нам Шаманских — Андрей в 1706 году имел грамоту, согласно которой он освобождался от подводной гоньбы и поставок хлеба. За это ему и его семейству: «Велено Вашего императорского величества казну на дощаниках, с денежными и с винными и с Китайского государства и с купецкими казнами и с работными людьми, которые ходят в Китайское государство и ис Китай к Москве, с пороги спускать». Сын Андрея Григорий просил в 1738 году разрешения у илимской канцелярии передать дело проводки судов через пороги своему сыну и двум племянникам, так как к этому времени был уже стар. О сыне и племянниках он отзывался так «в вожах быть годны и спускать всякие суда в пороги умеют».

Ради истины нужно заметить, что распространение русских фамилий шло и другим путем — через крещение тунгусов. Ясачные при крещении принимали имя и фамилию своего крестного отца, чаще всего русского крестьянина. Поэтому среди ясачных появлялись свои Метляевы, Дубровины, Поповы, Лютиковы, Хромовских. Если некоторые из них селились среди русского крестьянства, то их ассимиляция была делом времени. В таких селениях Братской волости, как Шаманово, Долоново, Черная Речка, смешанного населения жило немало. Однако, нет оснований думать, что смешение было значительным. Примесь составляла около 7-9%. Это подтверждают антропологи, занимающиеся в Восточной Сибири изучением биологических типов человека. И делают они тот же вывод о происхождении большинства первопоселенцев из северо-европейских областей России.

Источники:
1.Актовые источники по истории Сибири. Новосибирск. Сибирский хронограф, 1993. Т.1. С.144-145.
2.Александров В.А. «Русское население Сибири XVII – нач. XVIII века». М., 1964. С.75.
3.Бахрушин С.В. Сибирские слободчики.// Труды государственного колонизационного научно-исследовательского института. Москва, 1926. Т. 2. С.129.
4.Буцынский П.Н. Сочинения в 2-х томах. Тюмень, 1999. Т.2. С.72.
5.Вагнер Г.К. Деревянное зодчество русских старожилов в Среднем Приангарье //Советская этнография, 1956.№3.С.54.
6.Герасимов В.Ф. Летопись Братска. Иркутск, 1992. Т.1. С.19.
7.Известия ВСОРГО. Иркутск, 1904. Т.24. Л.2.
8.Крестьянство Сибири в эпоху феодализма. Новосибирск, 1982. С.103
9.Кудрявцев Ф.А. Восстания крестьян, посадских и казаков Восточной Сибири в конце XVII века. Иркутск, 1939. С.87-93
10. Люцидарская Л.А. Личное имя в системе коммуникативной культуры (Сибирь XVI – нач.XVIII веков)//Гуманитарные науки в Сибири, 1996. №3. С.92-96.
11. Окладников А.П. Очерки по истории западных бурято-монголов (XVII –XVIIIв). Лениград, 1937. С.101-103
12.Первое столетие сибирских городов. Новосибирск. Сибирский хронограф, 1996. С.94-95
13.Копылов А.Н. Государевы пашенные крестьяне Енисейского уезда в 17 веке.//Сибирь в 17-18 веках. Новосибирск, 1962.С.35-41.
14. РГАДА Имянные книги крестьян Братского острога за 1668 год. Ф.214.д.527, лл.:143-147.
15. РГАДА. Имянные книги крестьян Братского острога за 1702 год. Ф.214, д.528, лл.:125-130.
16. Титов В.Я. Ангарские пороги (из поездки В.Я.Титова в 1941 году)// Сборник историко-статистических сведений о Сибири. СПб, 1875. Т.1. С.23
17. Шерстобоев В.Н.. Илимская пашня. Иркутск, 2001. Т.1-2.
18. Черных П.Я. Русские говоры Мамырской волости Тулунского уезда Иркутской губернии. Иркутск,1923.
19. htth://www.vostlit.info/Texts/rus15/Spapharij/text2.phtml?id=1756
20. ostrog.ucoz.ru›publikacii_2/4_47/4_47_43.htm
21. http://cdtnkfyf.ucoz.ru/forum/